Октябрьский маросей шуршит себе да
шуршит. Река, пронизанная
им, казалось бы, безжизненна. Берега ее неуютны, все в пожухлой липовой листве. Что ж, прощайте летние забавы. Прощайте до
следующей благословенной
поры. Впрочем, и по осени есть у меня своя забава, есть день и утро, когда вновь возгорается в душе рыбацкий азарт. Случается это в
пору глухого, тоскливого предзимья, когда уж и белые мушки закуролесили, и первый тонкий ледок по ночам
обрамляет берега Западной
Двины.
Выхожу пополудни в сапогах-заколенниках и штормовке из дому, прихватив с собой
совковую лопату с длинной
ручкой и алюминиевый бидончик. Иду берегом, мокря штаны в осоке, продираясь сквозь заросли облезлой черемухи, на которой кой-где
остались хваченные
морозцем терпко-сладкие ягодки. Вот и нужное место. Оставил бидончик на берегу, шагнул в воду поглубже, копнул лопатой ил, вывернул его
на берег, стал разгребать
— нет удачи. Снова выхватил лопатой кучку ила, за ней другую... Со стороны, конечно, странное зрелище для несведущего
человека.
Наконец-то повезло. В очередной кучке ила сверкнула упругая матовая змейка, рядом с нею
другая извивается, помельче.
Бросил их в бидончик, заполненный водой — загружились хороводом по стенке. Добрый час елозил по реке, пока не набрал два десятка.
Спина под штормовкой вся
мокрая, волосы слиплись на горячем лбу. Нелегкая эта работа добывать с речного дна личинок миноги. Тонну ила выволок, а,
может, и больше, чтобы
запастись драгоценной наживкой.
Теперь и за главное дело можно взяться. Достаю из чулана снасти, накачиваю резиновую
лодку, переправляюсь на
другой берег. Снасти, собственно, немудреные — капроновые шнуры метров по восемь, на каждом по три крючка и по гайке — груз, чтобы
не сносило крючки течение.
Здесь, на левом берегу Западной Двины, немало ручьев, и там, где они впадают в реку, держится налим, любитель холодной
и чистой воды. В эту пору
по ночам он резв и азартен, выходя на свои охоты. Дно у берега каменистое с топляком, оставшимся от многолетних сплавов, и
все это создает налиму вполне
комфортные условия для обитания.
Забрасываю снасти, привязываю их к колышкам, колышки втыкаю в дно, рядом с берегом —
так, чтобы не видно было
постороннему глазу. Остается в волнении дождаться утра. Как знать, может быть, за год и ушел налим с этих мест, может, появилось в
воде нечто, что ему не по
вкусу? Ведь год от года меньше налима в Западной Двине. Помнится, лет тридцать назад руками ловили под камнями, а
теперешние пацаны этого и
не знают. Однако чем труднее взять налима, тем интереснее рыбалка.
...Рассвет пришел холодный, но без дождя. Снова вытаскиваю со двора свою лодочку,
подкачиваю, гребу в
утренней ядреной тиши туда, где стоят снасти. В душе все еще вертится сомнение, ведь два последних года мне сильно не везло — всего-то по
два мелких налимчика, коту
пришлось отдать. Но были когда-то и удачи — так и стоит в глазах огромный двухкилограммовый, похожий на питончика,
пятнистый хищник. Печень
его заняла сковородку целиком. Неужто перевелись такие?
Тихо причаливаю к берегу и багорком подцепляю первый шнур. Беру его в руку и сразу
ощущаю мелкое подрагивание
— есть добыча. Неспеша выбираю переме-тик, и вот он, первый в этом году налимчик. Граммов эдак на двести, за ним второй —
такой же по величине.
Удачное начало. Бросаю их в подсачек, плыву выше по течению. Увы, два последующих перемета пусты, хотя вьюны (у нас
личинок миноги называют
вьюнами) и не уснули, бодренькие. Осталось еще два места на быстрине напротив старого фильтра от водокачки. Пригибаясь под ветвями
сиротливо стоящей ольхи,
выхожу на укромный пятачок сухого берега. Шнуры видны в чистой воде, один почему-то снесло. Беру его в руки и чувствую,
как мечется на другом его
конце рыбина. Не медля вытаскиваю на берег и вижу на последнем крючке... щуку граммов на пятьсот. А налима нет, убоялся,
видимо. Зато на последнем переметике еще три налимчика—они, словно близнецы с теми, двумя первыми.
Жаль, не попалось ни
одного крупного.
Пять налимчиков и щучка — будет хорошая уха иль жаренка. И все же невесело на душе.
Опять приходят на память
былые деньки — бывало, отвернешь корягу — под ней налим, под другой — побоеха (так здесь именуют речных бычков). Когда я видел
последнюю побоеху? «Пет
семь назад... Что-то неотвратимо печальное происходит в воде, хотя нет в верховьях больших экологических отравителей. Думаю о том,
что незаметно, но
приближается время, когда угаснет жизнь в этой чудесной русской реке.